ПОДВИГ  ФРОНТОВОГО  БРАТСТВА

Этого человека уже нет в живых – дали о себе знать раны и контузии, полученные во время войны.  Незадолго до ухода из жизни ветеран 57-й гвардейской стрелковой дивизии Лымарев Григорий Давыдович прислал в мой адрес письмо. Тогда, в 1993-м, когда трудовым коллективом нашего завода был открыт мемориальный комплекс «Высота 167,3 «Могила Нечаева» , письма шли в большом количестве и это, в числе других, осело в моем семейном  архиве. В то время оно буквально взволновало меня. Вряд ли останетесь равнодушными и Вы...

Г.Д.ЛЫМАРЕВ, г.Славянск, Украина:  «… С чрезвычайным волнением и благодарностью узнал я о той большой работе, которую ведет ваша группа «ПОИСК» по восстановлению событий и имен, связанных с изнурительными боями 1943-1944 годов за высоту 167,3 «Могила Нечаева», находящейся на территории Никопольского района. Я, как участник тех страшных событий хочу рассказать о том, что врезалось в память на долгие-долгие годы жизни. Лишь один эпизод, но в нем, как в зеркале отразились характерные черты советского воина-освободителя.

…Случилась эта драма в ночь с 5 на 6 декабря 1943 года, когда 57-я гвардейская стрелковая дивизия вела бои за высоту 167,3 . Командный пункт командира дивизиона 128-го гвардейского артиллерийского полка этой дивизии был оборудован на склоне высоты между селом Петриковкой и хутором Веселым.  Это в нескольких километрах севернее высоты 167,3 . Немцы в ту ночь снова пошли в атаку – танки, мотопехота. Они старались смять нашу оборону. В результате этого рейда была нарушена связь командира дивизиона с четвертой и пятой батареями. А где-то за полночь на командный пункт прибежал связной пятой батареи и сообщил, что четвертая и пятая батареи раздавлены ночной атакой танков противника. Командир дивизиона гвардии капитан И.Х.Саражинский принял решение предупредить личный состав шестой батареи об опасности танкового удара и направил с этим приказом на батарею гвардии старшего лейтенанта Александра Анисимовича Резникова – командира взвода разведки шестой батареи и гвардии старшего сержанта Александра Михайловича Громченко – командира отделения разведки -  моего тогдашнего командира. Резников был родом из Москвы, а Громченко – из украинского города Николаева. Они ушли в темноту, в направлении хутора Веселого и я даже представить тогда не мог, что вижу их обоих в последний раз. Почти две недели мы не знали о судьбе Резникова и Громченко. Остатки 128-го гвардейского артполка и еще более скромные остатки 170-го гвардейского стрелкового полка были выведены на доукомплектование в село Петриковку. Наши позиции занял 172-й гвардейский стрелковый полк. После расквартирования меня вызвал командир взвода дивизионной разведки и дал приказ доставить в штаб боеприпасы, которые все еще находились в хуторе Веселом. Я решил добраться к  хутору напрямую, т.к. дорога простреливалась. В одной из лощин я увидел два мертвых тела. Какое-то предчувствие появилось в моем сердце, я подошел ближе. Увиденное обожгло, врезалось в память на всю жизнь. Ближе ко мне лежал мертвый офицер, а дальше, метров за 10-12 от него, под заледенелым кустом полусидел еще один убитый. Я узнал моих дорогих побратимов. Не нужно было быть внимательным  следопытом, чтобы по кровавым следам на снегу понять, какая трагедия здесь разыгралась. На склоне лощины, за 15-18 метров от погибших, на снегу четко просматривались следы немецкого бронетранспортера и кучка пулеметных гильз. Дальше виднелись следы гусениц немецких танков. Так что, стрелял фашист в Резникова и Громченко в упор. Очевидно, оба ночью наткнулись на танковую группу, которая прорвалась в наш тыл. Ближе ко мне, широко раскинув ноги и руки, лежал старший лейтенант. Видно было, что прошитый пулеметной очередью, он упал на снег и больше не двигался. Рядом лежал пистолет «ТТ» - личное оружие старшего лейтенанта. Саше Громченко досталась тяжелая смерть – прошитый пулями ниже сердца, он упал метров за 5-6 от старшего лейтенанта. Об этом рассказала замерзшая на снегу лужа крови, очевидно какое-то время он был без сознания. От нее кровавый след змейкой тянулся к старшему лейтенанту. Придя в сознание, не сделав даже попытки перевязать свои собственные раны, он пополз на помощь своему командиру. Лишь убедившись, что тому уже не помочь, отполз под куст и, уже теряя сознание от потери крови, попытался сделать себе перевязку. Саша полусидел, его руки, измазанные собственной кровью, сжимали бинт. Рядом лежали автомат, полевая сумка. Его раскрытые глаза смотрели куда-то вдаль, в  далекий  41-й, с которого начал он свою фронтовую жизнь, пройдя с боями всю Украину, пол-России, дошел до Волги, и вот меньше, чем за 300 километров от родного дома навсегда остался на этой земле. Справившись с первыми минутами горя, я собрал документы и оружие своих погибших командиров и побрел на хутор Веселый  выполнять задание. Приказ есть приказ, война есть война. По дороге назад, уже с боеприпасами, я попросил заехать за телами погибших товарищей. Ломами и топорами мы вырубали их, вмерзших в собственную кровь, осторожно положили на сани. Шли молча. В Петриковке попрощались с этими отважными командирами, которых знали и любили все. В саду одного из жителей села выдолбали топорами и ломами в мерзлой земле могилу, завернули тела в плащ-палатки, положили рядом. Кто-то из друзей-офицеров в последнюю минуту положил в могилу их награды. А уцелевшая в этих жестоких боях последняя, шестая батарея боевыми снарядами по фашистам дала прощальный салют. Наверное, и сегодня покоятся тела моих боевых побратимов в том же месте. Великое, необходимое дело совершили вы, заводчане, построив  мемориал солдатской славы в щедро политой солдатской кровью степи у Могилы Нечаева. Я был на его открытии. В числе сотен фамилий, высеченных на гранитных плитах, с огромным волнением и радостью увидел я и две дорогие моему сердцу фамилии…».